О последствиях пандемии COVID-19 говорить еще рано, считает Екатерина Шульман, доцент Московской высшей школы экономических и социальных наук. Но кое-какие тенденции можно проследить уже сейчас. Мы публикуем фрагмент материала из «Курьера ЮНЕСКО», в котором Екатерина Шульман рассуждает о «медикализации» повседневной жизни и усилении полномочий медицинских служб,
Медикализация повседневности
Две стороны понимания «безопасности» — как «выживания» и как «сохранения здоровья», в которое входит понятие «качества жизни», — подводят нас ко второй значимой тенденции: медикализации повседневности. Термин «медикализация», использующийся сейчас для описания проникновения медицинских терминов и практик в те области, которые раньше не считались сферой медицины, могут начать применять к политическим процессам и управленческим практикам. Международное сообщество может счесть, что борьба с болезнями требует такого же уровня координации, как и борьба с терроризмом.
Медицинские знания (и легко распространяющиеся наукообразные ложные представления, паразитирующие на том же тренде) становятся частью общего знания и элементами бытового языка. Например, уже очевидно, что наряду с рамками металлоискателей в публичных местах появятся рамки аппаратов для измерения температуры. Мы будем с удивлением вспоминать о том времени, когда человек сам решал, идти ли ему на работу или нет, вызывать врача или нет. Возможно, что люди с повышенной температурой будут просто принудительно подвергаться той форме домашнего ареста, под которой совсем недавно находились все мы.
Другая сторона медикализации повседневной жизни — секьюритизация медицины, то есть приобретение медицинскими службами силовых полномочий. Сейчас это видно по тому влиянию, в том числе и политическому, которое получили во многих странах санитарные и надзорные здравоохранительные службы. Этот процесс идет не только на уровне национальных государств, но и глобально: политическая значимость ВОЗ видна не только по числу стран, выполняющих ее эпидемиологические рекомендации, но и по остроте политического сопротивления этим рекомендациям и этому влиянию.
Мы будем с удивлением вспоминать о том времени, когда человек сам решал, идти ли ему на работу или нет
В ближайшем будущем человечеству, очевидно, предстоит разработать некий общий набор правил и ограничений, делающих возможным возобновление международного сообщения, авиаперелетов и путешествий. Наднациональный орган, вырабатывающий такие рекомендации и следящий за их исполнением, если он возникнет, станет значимым актором международных отношений.
Разделенный опыт
Парадоксально, что мир, закрывшийся и вернувшийся к состоянию XIX века, когда люди почти не выезжали из своего естественного ареала обитания, одновременно никогда не был столь единым — он буквально живет одной темой. Общее бедствие объединяет, и мы видим, как коллективный разум человечества бьется над одной-единственной проблемой. Такого не было, пожалуй, со времён «атомной гонки», но сейчас за происходящим следит и в нем заинтересовано гораздо большее количество людей.
Именно в такие минуты создаются те союзы, которые потом будут определять лицо мира — как после Первой мировой войны, и как после Второй. Кто будет в этой новой лиге победителей? Кто будет среди условных новых членов антивирусного Совбеза? Пока мы этого не знаем.
Но мы можем предположить, что развитые страны могут встать перед необходимостью в большей степени брать на себя ответственность за системы здравоохранения стран более бедных: иначе они становятся источником возобновляющихся волн тех болезней, с которыми развитые страны уже справились. Весь эффект болезненного и затратного карантина может быть разрушен, если в стране, имеющей с вами сообщение, началась новая вспышка или у государства нет сил справиться со старой.
То, что сейчас происходит, называется «разделенный опыт», то есть опыт, который разделяется многими людьми одновременно. 11 сентября было таким предыдущим разделенным опытом.
Эпидемия подтолкнет тот процесс, который шел и до этого — эрозию приватности
После того дня появились новые спецслужбы с новыми полномочиями, начали разрабатываться и внедряться новые практики надзора. То, что мы сейчас видим — камеры в публичных местах, распознавание лиц и прослушивание разговоров как законодательная практика — началось именно тогда. Наши повседневные практики, в частности то, как мы летаем и как нас осматривают — и мы считаем это нормальным, — также возникли после 11 сентября.
Больше прозрачности, меньше свободы
Мы видим, как многие государства пользуются обстоятельствами эпидемии, чтобы законодательно расширить собственные полномочия, прежде всего в сфере надзора и использования данных граждан. Но мы также видим, как чрезвычайные обстоятельства оправдывают и легитимизируют в глазах обществ слежку и контроль — в том числе в демократиях. Очевидно, эпидемия подтолкнет тот процесс, который шел и до этого — эрозию приватности, всеобщую прозрачность. Но в демократиях прозрачность гражданина перед надзирающим государством и корпорациями будет несколько уравновешена прозрачностью самого властного механизма и инструментами гражданского контроля. В недемократиях «неравенство данных» между обществом и административной машиной будет так же велико, как вообще неравенство сил между ними.
Этатизму способствует всё в эпидемии: и экономический кризис, в котором государственные бюджеты имеют преимущество стабильности, а бюджетные предприятия и учреждения становятся едва ли не единственным платежеспособным работодателем. И масштабная экономическая помощь в странах первого мира, делающая «большое правительство» всеобщим благодетелем, и перспектива введения элементов универсального гражданского дохода, способная в будущем превратить трудящихся налогоплательщиков в получателей разнообразных пенсий.
Комментариев нет:
Отправить комментарий